Зеркало грядущего

Порой юноша засиживался допоздна над старинными фолиантами – это не возбранялось внутренним уставом – и нередко через узкие окна с темных улиц доносились до него одинокие крики. И он прислушивался к чужим предсмертным хрипам, с трудом подавляя в себе первобытный ужас, а воображение рисовало ему жуткие сцены насилия и зла, которое творится под покровом ночи, когда добрый Митра уходит в свой чертог и наступает время Темного Сета – Великого Змея.

Как-то осенью, поборов свою робость, Ораст предпринял вылазку в город. Он намеревался побродить по улицам, покормить голубей на площади Святого Берингольда и купить несколько книг, тех, что не было в храмовой библиотеке. Юноша вознамерился выучить лэйо, светский язык Хайбории, который, по его разумению, мог бы помочь ему в приобретении знаний об обществе мирян. С недавнего времени послушникам стали выдаваться скромные карманные деньги: царственный сын Гефениса хотел заручиться поддержкой церкви, и золото из королевской казны стало потихоньку течь в и без того обильные хранилища слуг Огненноликого. Предполагалось, что неофиты потратят свою скудную стипендию на приобретение церковных книг и письменных принадлежностей, но наиболее расчетливые из его товарищей – Ораст догадывался об этом – потихоньку копили их, медяк к медяку, чтобы не остаться с пустыми карманами в тот час, когда они, закончив обучение, направятся в какую-нибудь отдаленную провинцию, чтобы, волей Митры, присоединиться к местному приходу, прозябающему в нищете. Были и другие, которые, пользуясь дозволенными отлучками, тайно грешили, покупая дешевое вино и любовь продажных женщин. Чаще всего то были послушники из светских семей, родителям которых вздумалось дать своим чадам религиозное образование. Эти будущие жрецы втихаря насмехались над заветами Митры и не чаяли дождаться того дня, когда наконец выйдут на свободу и будут предоставлены самим себе.

Ораст не понимал ни тех, ни других. «К чему золото?  – вопрошал он себя.  – Когда воля Митры дать его рабу все необходимое и без этого…»

Ораст не нуждался в развлечениях, он даже не понимал, зачем они нужны – работа заменяла ему все, и юноша не мог представить себе, что мир полон людей, которые только и мечтают, как бы получше скоротать досуг, и отнюдь не снедаемы жаждой познания.

Он шел вдоль тихой безлюдной улицы и настороженно стрелял глазами по сторонам, каждую секунду ожидая, что кто-то из мирян заденет его грубым словом, обидит соленой шуткой, а то и вовсе, пользуясь своей животной силой, взращенной на вдосталь поглощаемом мясе и вине, надругается над его юным, нетронутым телом и запачкает хульными словами его стерильную душу, выхолощенную тысячами молитв.

Но опасения его были тщетны – почти никто не попадался на его пути, и тревога постепенно отступила. Он дошел до конца улицы Лудильщиков и уже было вознамерился свернуть к площади, как вдруг одна из дверей невзрачного одноэтажного строения с шумом распахнулась и оттуда выкатился взъерошенный бородач в засаленном фартуке. Он подскочил к опешившему Орасту и цепко впился жилистыми, давно немытыми пальцами в край его белой рясы.

– Во имя Пресветлого, мой господин! Само Небо послало мне тебя. Видно, Митра-Благодетель услышал мои молитвы! Пойдем же скорее в дом!  – надсадно заголосил он и потянул онемевшего от изумления Ораста к распахнутой двери.

Юноша стряхнул оцепенение, испуганно отшатнулся и сделал попытку вырваться.