Зеркало грядущего

Я уехал из Шамара… правильнее будет сказать – я бежал оттуда, как дикий зверь. Восемь лун я провел в добровольном заточении, никому не показываясь на глаза. Все государственные дела вели за меня доверенные вельможи. Вскоре я узнал, что у королевы родился сын, его назвали Валерий, и поверь мне, мой принц, я искренне желал счастья этой достойной семье и, Митра свидетель, сделал все, чтобы не мешать этому счастью. И наконец, спустя год или два, отважился вновь посетить Шамар, дабы удостовериться, что полностью излечился от пагубной страсти.

Когда я вновь предстал пред светлые очи королевы, то понял, что прошедшие зимы лишь укрепили мою любовь. Мне удалось увидеться с Фредегондой наедине, однако не о любви был наш разговор. В порыве откровенности она поведала мне вещи, которые мой разум и по сей день не в силах вместить в себя. Я дал королеве клятву, что никогда, покуда смерть не вырвет ее из подлунного мира, не открою ее тайну ни одной живой душе, и потому, мой принц, я ничего не скажу тебе об этом. Ты скажешь, что твоя мать погибла. Что ж, пусть это так, но я не присутствовал при ее смерти, а посему не вправе нарушить данное ей обещание, ибо в час своей кончины она не дала мне позволения сломать печать молчания, наложенную на мои уста. Скажу только то, что после той ночи я совсем помешался с горя и одно время даже помышлял убить Орантиса Антуйского, в надежде, что после его гибели мы сможем соединиться с моей возлюбленной. В порыве отчаяния я рассказал ей о своих планах, но она запретила мне даже думать об этом, пригрозив, что если я решусь на такое злодейство, она отомстит мне страшной карой. В ту пору, все лучшие силы Аквилонии объединились, чтобы дать отпор воинственным киммерийцам, посягнувшим на наши северные границы, и защитить форт Венариум, недавно возведенный нашими доблестными пионерами. Мы должны были встретиться там с герцогом, и я хотел после штурма вызвать его на дуэль, дабы кровью его или своей разомкнуть порочный круг.

Но мне не дано было привести свой замысел в исполнение, ибо отец твой пал, защищая Венариум. А перед той страшной ночью герцог поделился со мной своей горестью: он потерял или у него похитили фамильный оберег – изображение Пресветлого. Этот талисман, который, как ты знаешь, выкован был еще при валузийском короле Кулле, дарует своему владельцу неуязвимость в бою,  – его не может поразить металл, будь то железо, бронза или медь, или даже золото, серебро и платина. Злые языки говорили, что всем своим многочисленным победам на поле брани Орантис Антуйский обязан магии амулета. Я не верю этому: герцог был отважен, как тауранский тур, которому неведомо чувство страха. Его ничуть не пугало то, что придется идти завтра в бой без защиты талисмана,  – и все же, с той самой минуты, как он обнаружил пропажу, его терзали дурные предчувствия. А ты сам знаешь, Валерий, как суеверны бывают воины… И оказалось, страхи его были не напрасны. Твой отец, принц, пал от арбалетной стрелы, которая пробила его сердце.

Ты прав, он испустил последнее дыхание у меня на руках. И потому мне известны вещи, которые я не открыл никому, но с того давнего дня они ни на миг не перестают терзать меня. Прежде всего, герцог был убит выстрелом в спину, а зная его, как знал я, нельзя допустить и мысли, чтобы сей отважный воин повернулся спиной к неприятелю. Во-вторых, само оружие – арбалет. Никто никогда не слыхал, чтобы киммерийцы пользовались ими; всем, кто когда-либо сталкивался с этими воинственными племенами, известно, что они предпочитают мечи и луки. И наконец, сама стрела. Мало того, что наконечник болта был из обсидиана, а не из меди, что само по себе, по меньшей мере, необычно, но еще и оперение было трехцветным – черным, пурпурным и зеленым. Черный же, по древнему обычаю, означает исполненную месть.