Зеркало грядущего

Ораст вспомнил все унижения, что пришлось ему претерпеть от надменной колдуньи и, содрогнувшись, сплюнул на пол. Даже в самый первый раз, когда барон, после его неоднократных просьб, привел его к жилищу ведьмы и Ораст пал ниц, ощутив каждой клеточкой своего тела Силу, которая исходит от зловещей безликой фигуры, та, вместо того чтобы милостиво принять преклонение, брезгливо пнула его ногой, словно шелудивого пса, вылизывающего теплые помои, и, повернув свою жуткую личину к посланнику, зло процедила:

– Зачем ты притащил сюда этого щенка? Разве ты забыл, немедиец, что мы не выносим посторонних…

Зная горячий нрав барона, Ораст не сомневался, что тот вспылит, возможно даже прикончит колдунью на месте молниеносным ударом палаша, но его повелитель лишь стиснул зубы и пробормотал тоном провинившегося подмастерья:

– Он славный парень, Марна. Ты не пожалеешь… И умоляет разрешить учиться у тебя.

– Нам не нужны такие ученики!  – отрезала ведунья и удалилась своей царственной походкой, даже не попрощавшись с Амальриком. Тот вытер испарину на лбу и вознес короткую молитву Митре, что все обошлось…

С тех пор Ораст каждый день приходил к озерцу, затерянному в лесной глуши. Марна редко выходила к нему – и тогда он просто сидел недвижно на берегу, любуясь игрой солнечных бликов на водной глади, или бродил кругами по лесу, пытаясь отыскать убежище ведьмы… Впрочем, в тщетности этих попыток он убедился довольно скоро.

Первая луна принесла молодому жрецу много загадок, открытий и разочарований. Он чувствовал, что прикоснулся к чему-то древнему, потаенному, к истинной магии, черпающей силы в самом средоточии Тьмы… Когда он видел Марну, то чувствовал, как каждый волосок на его теле встает дыбом, а кожа гудит, как большой стигийский тамбурин – так сильна была энергия, которую источала ведьма. Ораст, в отличие от обычных людей, даже в яркий полдень видел сиреневый ореол вокруг фигуры чернокнижницы. Все, чего он так жаждал, чего искал долгими бессонными ночами в подземельях храма Митры, за чтением запрещенных манускриптов, все истинное могущество, коего алкала душа неофита, было сосредоточено за уродливой кожаной маской, так близко, только руку протяни, все было перед ним – но оставалось запретным, и он чувствовал себя голодным оборванцем, которого связали и привели на пир – и вот перед его глазами сытые, довольные гости вкушают самые изысканные явства и напитки, а он обречен глотать слюну и мучаться от голодных корчей. Когда Ораст думал об этом, то от ярости был готов кусать себе локти.

Колдунья упорно не желала подпускать его к тем тайнам, которыми владела сама. Она ни о чем не рассказывала ему, лишь иногда дозволяя присутствовать при странных магических процедурах, в суть которых он, как ни силился, не мог проникнуть. И в эти мгновения ему казалось, что Марна глумится над ним.

Однако отшельница и не гнала юношу прочь. Порой она бывала добра к нему – кормила пресными лепешками, лесными ягодами, поила медовой настойкой, возясь с ним, точно с ручным зверьком. И сколько ни давал он себе зароков не приходить больше к лесному озеру, сколько ни убеждал себя, что ведьма никогда не подпустит его к своим знаниям, сколько ни говорил себе, что время, проведенное в лесу, уместнее потратить на осмысление странных линий, полосок, кругов и гексаграмм, выжженных на кожаных страницах Скрижали – все было тщетно, и чаще всего рассвет следующего дня вновь заставал его на прежнем месте.

Но рано или поздно этому придет конец. Ораст возложил вспотевшие ладони на переплет, отполированный ладонями множества неофитов, и почувствовал, как страшная книга высасывает энергию из его пальцев, холодит кровь, морозит кожу. Ему казалось, что сотни страниц с утерянным знанием, заклинания, призывы, песнопения, литании и молитвы на языках давно забытых, чьи звуки заставляли содрогаться человеческую душу еще тогда, когда по синей почве лязгали боевые колесницы Валузии и Грондара, Туле и Коммории; когда таинственные лемурийцы плавали в раскаленном густом воздухе, словно в воде; когда еще не было посажено Небесное Древо, из которого Митра построил свою колесницу, а вязкое небо не расчленилось на Тринадцать Сфер,  – целые зоны ждали того мгновения, когда он, Ораст Магдебский, проникнет в их суть, чтобы обогатить свой жалкий разум сокровенными знаниями об устройстве Мироздания.

Слезящимися от бессонницы глазами молодой жрец вглядывался в буквы, похожие на уродливых жуков, и схемы, начертанные киноварью, изготовленной из крови убиенных… Да, сказал он себе, пусть у него уйдет полжизни на то, чтобы расшифровать этот труд, познать все тайны, проникнуть в самые недра забытой мудрости,  – но в конце концов, в его руках окажется ключ к могуществу, от которого содрогнется Вселенная.